Прошли два последних августовских дня 1959 года с тех пор как Гриша со

своим маленьким отрядом вернулись на базу в Байкальское. Все эти дни

штормило. Холодные крутые и высокие волны Байкала сотрясали отвесный

берег. Вершины Байкальского хребта погрузились в облака. Там, на одном из

гольцов, продолжала работать отдельная группа под началом младшего

геолога Густава Близеева. В группе числились кроме Близеева: старший

техник Людмила Очева, двое рабочих- эвенк Володя и житель Байкальского-

Стасик, а также полтора десятка оленей с тремя оленеводами, старшим-

Виктором Алдуновым, и двумя жещинами- Машей и Ксенией...

- Как у них там, на гольце? - тревожился Гриша, вглядываясь в облачную

пелену, скрывающую гранитные тверди хребта.

- Спят в спальных мешках и вылезают только, чтобы покушать, - успокаивал

Иван, Все у них есть, достаточно продуктов, теплой одежды, даже печка, да и

эвенки рядом, Густав не дурак! -

Григорию Сегалу важно было вернуться на Голубичную, где он

обнаружил перспективную бериллоносную жилу, закрепить открытие

специальными работами. Поэтому, за те дни, что он находился в деревне, он

нанял еще троих рабочих, закупил на неделю продовольствия, инструменты,

печки для палаток, овса для лошадей, но погода держала...

Лишь второго сентября в природе наступил покой: открылись сверкающие

новым снежным нарядом вершины и небесная синева над ними; богато,

всеми красками расцвела в предгорье осенняя тайга.

Третьего сентября вышли в тайгу с четверкой лошадей под вьюками. По

договоренности, встреча с группой Густава, должна была состояться

четвертого сентября на "Веселой" поляне, на выходе долины реки Рель из

тесноты гор на холмистое предгорье. Сегал, чтобы ускорить работу на новом

участке, рассчитывал расширить поисковый отряд за счет группы Близеева...

На Веселой поляне поставили полатки и заночевали. Однако и на

следующий день, Густав не появился. Это было странно, так как он был

человеком пунктуальным, тем более, что погода благоприятствовала

переходу. Григорий беспокоился- один хороший день уже был потерян.

Вряд ли в его распоряжении была целая неделя с такими же солнечными

днями, и он жалел о потере - каждый день был на счету! В стремлении

скорее изучить открытый им участок, он не мог предположить какой

мрачный сюрприз готовит ему судьба...

Близеев появился на следующее утро к десяти часам, без группы, один.

Невзирая на предупреждающие крики подать лошадь, он смаху пошел вброд

через студеную стремнину Рели. Почему-то без сопровождения. Шел

торопливо неосторожно, проваливаясь между камнями, зачерпывая сапогами

воду...

- Почему ты один? Где отряд? - нетерпеливо прокричал Гриша, когда Густав

уже выходил из воды. Плохое предчувствие сжало сердце. Обычно

франтоватый, даже в тайге, Близеев зарос щетиной, левый рукав телогрейки

разошелся по шву, одна мокрая штанина вылезла из сапога.

- Гриша, беда! -, прокричал он, - Володя погиб! На гольце! Теперь только и

осталось его достойно похоронить...-

Слова были как выстрелы. В груди похолодело, Сегал с каким-то

недоумением смотрел на свои пальцы, которые без всякого его желания

начали мелко дрожать. Пришла беда! Так внезапно! Как? Почему?

Густав поднялся на террасу, где стояли палатки, трещал костер и

обмахивались хвостами от оводов лошади, привязанные к деревьям.

Продолжил рассказывать он не сразу, но и не прикасаясь к еде, которую

предложила ему Лида:

- Все началось двадцать восьмого августа. Табор мы поставили на седловине

между двумя гольцами с отметками- две тысячи один и тысяча девятьсот

девяноста два. - он тяжело вздохнул, - С утра было жарко, как летом, даже

душно, - Густав остановился, чтобы проглотить слюну, видно, пересохло

горло.

- Разделились мы на две пары. Люда Очева пошла с Володей на юг, на

высоту две тысячи один, а я со Стасиком- на северный голец. Оба маршрута

не тяжелые, два километра туда и два обратно, всего четыре. Мы со

Стасиком не прошли и километра, когда резко переменилась погода- с Лены

пришли облака, стало холодно, ветер пронизывал. Стасик, тем более, был в

хэбэшной спецодежде, а тут и дождь стал сечь. Ну, мы ноги в руки, и бегом к

табору. Прибежали, переоделись, согрели чай и нырнули в спальники.

А тут опустились облака. Стало темно как в сумерки. Ждали Людмилу, а

ее все нет и нет. Уже контрольный срок истек, но куда пойдешь- туман,

дождь, и темень. А затем снег повалил. Эвенки в сторонке, метров на двесте

стоят ниже по гольцу. Потом я узнал, что собака Володи, Людмилиного

рабочего, прибежала без хозяина к ним в чум. А эти фраера даже не сказали,

что собака прибежала, не поинтересовались- где хозяин. Ну, наступила ночь,

но как-то не верилось в плохое не дай бог! Решили, что ребята спустились с

гольца в тайгу и сидят возле костра...- Рассказчик еще раз сглотнул слюну и

перебил себя: - Гриша, там ребята одни остались, надо собираться...-

- Гоша, - обратился Григорий к конюху, готовь лошадей! Пойдем пустыми!

Так как это случилось, Густав? Почему ты отряд оставил? Или они

спускаются с эвенками?

- Люда пришла только на следующий день, около семи утра; открывает полу

палатки и спрашивает- "А Володя пришел?", а как увидела, что его нет, как

поняла, что он и не появлялся, впала в истерику. Ну и пошло... Людмила

причитает, появились эвенки с угрюмыми лицами. Эта, которая Настя, стала

кричать, оказывается- она беременна от Володи, плачет. Шангин объявил,

что я преступник, что пока эвенки целы, им надо уходить с гольца... Требуют

найти погибшего... Понятно, что найти надо. Но где он лежит?

От Очевой никакого толка. Она не помнит, где оставила парня.

Рассказывает только, что сначала было жарко, в маршрут отправились легко

одетыми. Когда стало холодать, пошел дождь, а ей захотелось довести

маршрут до конца. Ну, она и полезла на вершину гольца, на высоту 2001!

Всего-то метров пятьдесят подъема, но на высоте пошел снег и опустилось

облако... Ну, она потеряла голову, ориентировку. Говорит, что Володя ослаб

и она тащила его. Так- то она женщина крепкая... Ну, ты знаешь. А тут

Володина собака убежала. Решили разжечь костер. Это на гольце-то, в дождь

и в ветер! Сожгли все спички, а костра не смогли разжечь. Вот тогда, с ее

слов, она его и оставила парня на гольце, пообещав ему, что идет за

помощью. И ушла. Страх погнал ее вниз с гольца. Где она всю ночь бродила?

- сама не знает. А ведь могла попасться к волкам и медведям..., - Густава

передернуло...

- Пошли на голец искать Володю все, только Люда отказалась. Сказала,

что у нее отмороженные ноги...- Густав опять сглотнул слюну.

- Не нашли бы мы Володю среди выветрелых камней, если бы не его собака,

она так страшно завыла возле него, что я и сейчас слышу ее вой... А тут еще

Настя подняла такой крик! Продирал до селезенок- хуже собачьего воя...-

- А почему ты вышел один, без людей, без оленей? - опять повторил свой

вопрос Гриша.

- Куда было деваться? Этот Алдунов приказал своим женщинам, и они

быстро собрали свои пожитки, разобрали чум, и все оленеводы самовольно

покинули лагерь! -

-Как? Оставили вас без транспорта на гольце! - возмутился Сегал.

- А что я мог поделать? Они меня и не спрашивали. Ушли и все! Только

жерди от чума и кострища остались! Очева стонет..., а палатки, вещи,

образцы... На себе не утащишь... Вот я и оставил Стасика при Очевой и

пошел к тебе просить о помощи...-

Медлить было опасно. На гольце оставались люди , обстоятельства

складывались так, что изучение нового участка приходилось откладывать...

Надо было спасать отряд Близеева. Сегал распорядился заседлать лошадей,

чтобы выехать немедленно.

Отправились верхами налегке. Без груза. Перебрели Рель и углубились в

чащу. Впереди Густав. Показывал дорогу. Охотничья тропа заросла, видно

давно ею не пользовались. Двигались медленно, приходилось постоянно

уклоняться от узловатых ветвей и твердых сучков...

Сегал, качаясь в седле, вспоминал Володю. Парень поступил на работу

недавно, месяц назад, отбыв в тюрьме срок. За что? - Гриша не спрашивал.

Был он какой- то, для эвенка- робкий. Его невыразительное скуластое

желтоватое лицо выражало постоянную покорность судьбе. Худой, слегка

сутулый, он частенько курил и, в качестве маршрутного рабочего, был

недостаточно сильным. Первое время он ходил в паре с Григорием. Гриша

жалел его и не раз забирал у него рюкзак, чтобы Володя, не дай бог, не упал,

и не расшибся среди каменных россыпей...

Странный был эвенк. Он совершенно не ориентировался в тайге, что вовсе

не свойственно этим лесным людям. В первом же совместном маршруте,

когда Гриша, а за ним и Володя, двигались лесом по водоразделу рек

Слюдянки и Гоуджекита, Володя раздражал геолога повторением одного и

того же вопроса:

- Григорий Моисеич! Мы не заблудились? -

- Нет, Володя, не заблудились. Тут трудно потеряться. У меня есть карта и

компас, а на небе путеводное солнышко. Примерно, через полчаса мы

выйдем на тропу и по ней спустимся на Гоуджекит. Там пообедаем. - Но

через несколько минут опять:

- Григорий Моисеич! Мы не потерялись? - И так, надоедно, что хотелось

покрыть его матом, чтобы не отвлекал маршрут вести. Ныл он до тех пор,

пока Гриша не вывел его к предсказанной тропе, которая привела их к

Гоуджекиту.Эвенк с тех пор поверил в таежные способности начальника.

В другой раз, находясь на перевале через Байкальский хребет, Гриша

спросил Володю:

- Как, по-твоему, в какую сторону нужно идти к Байкалу, а куда- к Лене?- И...

Володя перепутал направления... Видно тюрьма отбила у него какие-то

природные эвенкийские инстинкты...

- Мод- мод- мод-мо- о-о- д!- вдруг услышали путешественники женские

голоса и звон колокольчиков, и поспешили в направлении звуков. Через

несколько минут, тропа вывела путников на небольшую, заросшую высокой

травой и ивняком поляну возле старого барака золотоискателей, и на ней

Виктора Алдунова, трех его женщин и полтора десятка оленей. Это они

бросили ребят и сбежали с гольца! Григорий направился к Шангину. Тот

напряженно и исподлобья смотрел на начальника отряда. Сегал начал

первым:

- Почему ты сбежал с горы, оставил ребят на гольце?-

- Вы нас всех убьете! - вдруг закричал эвенк, его непроницаемые черные

глаза с ненавистью впились в глаза Григория, но тот выдержал этот дикий

взгляд, и холодно и тихо процедил:

- Ты у меня ответишь за все, если сорвешь эвакуацию отряда. -

- А вы, а вы! Нас всех хотите убить, как Володю! Духи горы не хотят, чтобы

мы ходили в такое время на их вершины. -

- Я вижу, ты в испуге, так ты можешь сам остаться в низине, а олени должны

быть наверху! Ты меня понял? - Эвенк и начальник напряженно смотрели в

глаза друг друга.

- Знаю, знаю! - после некоторого молчания через силу пробормотал Шангин.

- Ну, так до встречи! - Пока Гриша разговаривал с оленеводом, обступившие

его ребята и женщины Алдуноваа молча ожидали развязки. Ее приблизил

Сегал. Он тронул лошадь, и вся его группа пришла в движение и, огибая

оленей и оленеводов, продолжила путь вверх по тропе. Но их движение было

внезапно снова прервано жутким душераздирающим криком Шангина,

словно тот решился принести своему богу жертвоприношение то ли оленем,

то ли одной из подчиненных ему женщин...

- Ии-и- и! - вопил он так, словно боги вложили в его крик ужас убийства и

ужас убиваемого. И мистический страх передался геологам и рабочим, и они

не могли вымолвить ни слова, уповая на начальника. И Григорий, удерживая

упавшее сердце, развернул лошадь и принудил ее возвратиться на поляну,

где увидел оцепеневших женщин и растерянного Алдунова.

- Ты что вопишь? - крикнул он эвенку.

- Вьюк с оленя па-а-адает! - ничего лучшего не придумал сказать тот. Но

было видно, что что-то произошло между эвенками такое, что идет от их

отцов и дедов, от таежных законов их жизни...

- Тьфу, ты! Надо же так вопить по мелкому поводу! Однако запомни! - Олени

должны подняться на голец сегодня же! Понял? - Он зло взглянул на

оленевода.

- Маша и Ксена приведут оленей, - уже более четко ответил Шангин, чтобы

скорей отделаться от начальника с его советскими замашками... еще

пожалуется председателю колхоза...

- Мне все равно- кто приведет, лишь бы олени были на горе-...

Поднимались медленно вдоль крутого распадка, пришлось спешиться и

вести коней в поводу. А гора росла и росла. Теперь зеленым оставался только

сам распадок, а скалистые склоны были прикрыты только каменными

россыпями.

Остановились срубить две осиновые жерди для носилок. Дальше с конями

идти было невозможно- нагромождения огромных каменных глыб

затрудняли движение. Поэтому лошадей пришлось оставить привязанными к

последним деревьям. Здесь, на траве, среди редких и невысоких лиственниц

они еще могли кормиться. Вести их выше, в каменном хаосе было опасно...

Конюх Жора обстругал две жерди и теперь он и Густав понесли эти детали

будущих носилок в гору.

Началась высокогорная тундра. Ни одного деревца- даже кедровый

стланник не рос здесь. Все ближе и ближе становилась седловина между

вершинами, где был разбит лагерь.

Издалека две Близеевские палатки казались всего лишь крупными

валунами на ее щебнистой пустынной поверхности между, казалось бы,

вырастающими по мере движения, огромными куполообразными горами.

Если бы не цветастые спальные мешки, выкинутые для просушки на крыши,

сами выгоревшие зеленые палатки вряд ли можно было бы различить на

зеленовато- или буровато-серой поверхности ландшафта...

В одной из палаток, полы которой были распахнуты на всю ее ширину на

одеялах и телогрейках сидела Очева. Она слабо приподнялась навстречу

гостям и тут же, рыдая, безвольно упала на подушку. Григорий вполз в

палатку распросить страдалицу. Та, всхлипывая, начала повторять:

- Володя, Володя, это я погубила тебя! Володя, как же я теперь буду жить без

тебя? Я же тебе обещала привести людей и спасти тебя! - И тут же,

обращаясь к Сегалу, спросила:

- Кажется, я отморозила ноги...-

- Дай- ка я посмотрю твои ступни! - Очева послушно протянула их

Григорию. Он стянул керзовые сапоги с ее ног и велел снять чулки... Как он и

ожидал никаких признаков обморожения на ее розовых полных ступнях он

не обнаружил. Еще в студенческую пору он сам обморозил пальцы правой

ноги на катке и знал, как обмороженное место выглядит...

- Будешь жить до ста двадцати и еще троих детишек произведешь, -

успокоительно заверил он геологиню. - А все-таки, расскажи- как все было? -

- Я хотела, как лучше. Ему было холодно, силы покидали его, какое-то время

я тащила его, а потом сама выбилась из сил. Лег такой жуткий туман, в трех

метрах ничего не видно. А тут увидели, что собака удрала и я подумала, что

наш табор недалеко. Ну и сказала ему, что пойду за помощью. Отошла на

несколько метров и повалил снег...Стало страшно, что я потерялась! Кричу:

"Володя, Володя!", а он не отвечает. Я осталась совсем одна! А дальше

ничего не помню. Куда-то шла, куда-то бежала и опять шла. Все вниз, вниз.

В диком страхе и в жутком холоде. В тайге посветлело, и я говорила себе

-"ходи- ходи!" Уже не чувствовала ног... Снег, снег, наступила темень и

стало совсем холодно. Ходила в каком-то забытьи. Очнулась, когда

посветлело и порозовели снега на хребте и тогда я поняла, что нахожусь на

западном склоне хребта. Вытащила из сумки карту. Я всю ночь ходила и

тащила сумку, по привычке не выпуская молоток из рук. Я обнаружила себя

в тайге в бассейне Дельбичинды... Я поняла, что погибну, если не вернусь в

лагерь. Несколько часов я взбиралась обратно в надежде, что Володю спасли.

Пришла, а его уже нет! - Очева опять заплакала...

-Володинька, Володя! Прости меня, это я виновата, что ты погиб...

Григорий понял, что у Очевой мало что узнаешь. Ведь непогода началась

около трех часов дня! Значит, если страх гнал ее вниз, она вышла из облаков

не больше, чем через час, то есть в светлое время, и могла определить свое

место и местонахождение лагеря еще до ночи. Эту свою возможность она

скрывает. Просто побоялась опять нырнуть в облака на хребте и осталась

ночевать в тайге!.. Но что сейчас скажешь... не мстить же ей за трудно

доказуемую безответственность. К тому же в истерике она может такого

натворить... Человека все равно не вернуть... Сейчас важно найти тело

Володи и доставить его на родную землю для погребения. Хорошо уже, что

Люда себя спасла...

Сегал выполз из палатки и увидел, что ребята стоят уже наготове. Из

жердей сделали носилки. Пора в путь на высоту 2001.

Каменистая тундра. Под солнечными лучами, местами, сошел снег.

Щебень хрустит под сапогами. Два километра над уровнем моря. Вверх идти

тяжело. Стучит сердце. Тихо. Равнодушие вечности неприятно трогает душу.

Ни облачка. Яркое солнце высвечивает волнистую линию горизонта. Над

головой- потемневшая синева неба... Все выше и выше. Григорий

вопросительно смотрит на Густава- где?..

Володю нашли совершенно неожиданно там, где искали. Просто, его

покрытое брезентом тело сливалось с камнями, слегка припорошенными

снегом. Обступили, Густав нагнулся и убрал брезент. Володя словно спал.

Из-за минусовой температуры тело не разлагалось. Настя еще раньше

закрыла его глаза. Расстегнутая спецовка обнажала горловину майки. Одна

штанина задралась, обнажая худую ногу. Недавно выданные ботинки чистые,

были обмыты ушедшим дождем. По спокойному лицу можно было

представить, что Володя не сопротивлялся смерти и был усыплен холодом...

Господи! Как несчастен простой бедный человек. За какой такой мелкий

проступок он оказался в тюрьме, а затем волею судеб оказаться на гибельной

каменной махине?.. У Гриши сдавило горло от жалости к этому парню, еще

только начинавшему жизнь...

Однако, нужно было начинать движение. Гриша обернулся, чтобы

прибросить обратный путь к лагерю и увидел те самые две палатки в

полукилометре от места гибели рабочего. Очевой нужно было пройти по

гребню вниз и точно на север всего несколько сот метров и Володя был бы

спасен!..

Несли вчетвером. Тело неожиданно оказалось тяжелым...

Уже свернули палатки, когда пришла Ксена с пятеркой оленей. Очень

стесняясь, сказала:

- Виктор сильно ругалься, не хотель посилать олени. Сказаль, цьто наси духи

не пуськают ходить на гольци в такое время и берут зертва... Володя- зертва!

И ви все зертва...-

- Ладно, ладно, Ксена, ты молодец, что не испугалась Шангина.

-Сьто ви, сьто ви! Он сам хотель, только не зналь ково посилать! А я

попросиля. Ми с вами давно ходим по тайге, и я не боюсь духов возле вас...-

Сегалу было не до того, чтобы отреагировать на откровенный комплимент.

Духи или не духи, но с гольца было пора

уходить.

Собрались и отправились не обедая, лишь бы скорее. Разделились на две

пары и, сменяя друг друга, медленно понесли носилки с уснувшим на веки

Володей, постепенно передвигаясь все ниже и ниже по углубляющемуся

распадку.

Ксена с завьюченными оленями ушла вперед. Вместе с оленями в

сопровождении Стасика была отправлена и Очева. Сегал решил, что вид

носилок с телом может вызвать у нее нервный срыв. А врачей рядом нет...

А Володю пришлось положить на лошадь поперек седла. Иначе никак не

получалось. Стало смеркаться и холодать. По лесу уже двигались в сумерках.

Правда, взошла луна, и стало светлее. Наконец, вышли на приметное светлое

место к старому бараку старателей. В нем светилось маленькое окошко, а из

железной трубы летели искры. На поляне видны были силуэты привязанных

оленей и, иногда, брякали колокольчики на их шеях. Расседлали лошадей. Но

никак не могли разогнуть Володино тело- оно одеревенело от холода... Так и

сняли его с седла в согнутом состоянии и оставили снаружи под брезентом...

В просторном бараке было тепло. На нарах сидели и ждали остальных те,

кто ушел с оленями вперед. Очева и Ксена сидели возле печки, на которой

кипел котелок с водой. Стасик похрапывал в дальнем правом углу на сене.

Заварили плитчатый чай. Пили с сухарями и с еще сохранившимся кусковым

сахаром. Очева время от времени всхлипывала. Ксена завернулась в оленью

шкуру и быстро заснула. Расстелили одеяла и легли отдыхать. Впереди был

тяжелый день.

Утром убежала Люда. Первым ее хватился Густав и поднял шум.

Бросились ее искать. Разделились опять на три группы. Но искали недолго.

Отличился Густав. Он обнаружил ее на берегу Рели при впадении в нее

ручья. Он привел ее к бараку заплаканную. Она дрожала и многократно

повторяла:

- Володенька, Володенька! Я все равно утоплюсь, и мы увидимся с тобой на

том свете...- Она видно выходила на рассвете наружу, увидела тело,

положенное на коновязь возле входа в барак, и от душевной муки побежала

на Рель...

На Веселую поляну, где Сегала ждали люди и снаряжение для перехода на

Голубичную, пришли на следующий день. Но теперь Сегал уже не разведкой

месторождения берилла должен был заниматься. Ждали его родственники

Володи, судебные следователи и эксперты. Машина регистрации смерти и

поиска виновных закрутилась... Завершение сезона было сорвано... Увы,

человек в своих делах только предполагает, располагает же только бог!

Эпилог.

За гибель Володи понес административную ответственность только

начальник отряда Григорий Сегал. Все необходимые документы и указания

по технике безопасности: врачебные разрешения на работу Володи и

регулярный инструктаж персонала были у него в полном порядке. Если бы не

это, был бы он отдан под суд.

Сегал не пожаловался ни на Близеева, ни на Очеву и принял удар только

на себя. По возвращении на базу Очева получила путевку в дом отдыха-

подлечить нервы от потрясения. Однако вряд ли ее совесть осталась

спокойной, ибо именно она нарушила известные ей правила и специальные

указания по безопасному ведению работ в горах в условиях предзимья...

А на открытое им месторождение на Голубичной Гриша так и не попал.

Сегодня оно находится совсем недалеко от Байкало- Амурской железной

дороги и память о нем нет-нет, а бередит душу геолога...