1

С периодом 47-49 годов были связаны попытки понять смысл жизни. Саша постоянно затрагивал эту тему на прогулках с Леркой. Валерий отмахивался от этих разговоров как от беспредметных. Он шел на класс старше и видел свою будущность на удивление трезво:

- Я пойду учиться в автодорожный, скорее всего на строителя. Профессия нужная, устроиться можно и в Саратове. Здесь дом, здесь родители. Потом я женюсь. Надеюсь, что пойдут дети и, желательно, не более двух. Если больше, то не будет нужного мне минимума качества быта. Есть простые человеческие радости и я буду радоваться жизни как таковой. Надо стараться прожить подольше, ну, а потом, помереть как все. В партию я поступать не буду, ибо химерами жить не собираюсь.

     Саша никак не мог смириться с таким простым планом жизни, ведь другой-то не будет! И он с воодушевлением излагал свой вариант видения будущего.

- Я должен много путешествовать. Ладно, меня не пустят ни в Африку, ни в Америку, ни в Австралию. Меня, как еврея, не выпустят даже посмотреть Атлантику или Пасифику, но и Советский Союз огромен, и мне бы хотелось поплавать по великим сибирским рекам, полюбоваться Байкалом, побывать, на морях, но лучше проплыть по ним под парусами. С женитьбой торопиться не стоит, она связывает...-

     Жизнь, как нечто конечное, как некоторый промежуток времени, в течение которого он должен выполнить стандартный набор бытовых отправлений, его совершенно не устраивала. Он пытался понять жизнь свежим, опытами не притупленным, еще растущим   сознанием, в значительной мере чувственным и образным. Это и подвигло его попробовать представить бесконечность как образ, ибо бесконечность как математическое понятие его не устраивала. Он силился понять масштаб жизни вне ее бытового наполнения, ее драматическую высоту, определяемую простым и ужасным фактом неминуемой гибели личности. Ведь гибель, смерть представляется элементом вечности, в то время как жизнь выглядит эфемерной бабочкой. 

     Он выбрал удобное время, когда остался один дома...

     Все было как обычно. Тикал будильник, отсчитывая секунды бытия, мимо окон никто не проходил и только высокая кирпичная стена напротив и деревянный флигель бабки Лукерьи слева за окном, как бы свидетельствовали о фундаментальности изделий рук человеческих. Саша невольно вспомнил еще более древние памятники - египетские пирамиды и английский Стоунхендж. И он начал воображать…

     Мысль постепенно расплывалась, теряя логическую четкость, в попытке охвата не предметов, а бытия как такового. Пределов, охватываемого мира не было видно, ибо он расширялся, а Саша превращался в воронку, в которую втекала им собираемая воображаемая реальность. Бытие становилось все шире и скорость ее низвержения в Сашино «Я» усиливалась, образуя нечто, подобное вселенскому падению в никуда. Свое личное, маленькое становилось все меньше. Сердце стало работать с перебоями. Саша цепенел, чувствуя, что сам он катастрофически стремится к самосокращению и падает в вызванную им пропасть.

     Мелькнула спасительная мысль, что нужно остановиться пока не поздно, иначе вызванное им видение бесконечности поглотит его самого.

     Надо остановиться! Надо остановиться!  Усилием воли он оборвал влекущую и воображаемую им картину. Появился какой-то фантастический пустой свет, словно от облачной пелены. Только так удалось вырваться из падения и он, ни о чем не думая, некоторое время приходил в себя после вызванного им страшного опыта над самим собой...

     Постепенно возвращалось в норму сердцебиение. Опять встали на место стены квартиры и окна и вид из окон...  И он убедился: бесконечность и вечность не могут помещаться в ограниченном человеческом воображении и, поэтому, не в состоянии ассоциироваться для личности иначе, чем с небытием, то есть- смертью. И лучше к ним не прикасаться, ибо приближение к бесконечности несет запах смерти. С этими двумя категориями можно ладить только как с понятиями, но не как с сущностями. До поры, до времени…

     Даже касание этой темы повлияло на Сашу. Теперь он знал, что жизнь как феномен в аспекте вечности, дана лишь исследователям и художникам. Жизнь- это тот случай, когда Природа может взглянуть сама на себя, изучить себя, изобразить себя. В других случаях она становится только нечаянным, заманчивым, увлекательным и сладким, иногда планируемым и пустым, но, в конечном счете, трагическим   приключением...

 

                                                       2

  

     Постоянное присутствие смерти рядом с жизнью Саша ощутил и на рыбалке с дядей Игошей.

     Дядя Игоша, муж бабки Лукерьи, периодически отправлялся на луговые озера, на левом берегу Волги, и Саша как- то раз напросился поучаствовать вместе с ним в этом увлекательном занятии. Дело было в июне, когда еще не схлынул разлив. Пешком дошли до пристани пригородного сообщения. Саша тащил рюкзак с приспособлениями и мягкими вещами, а дядя Игоша- шест и дуги «паука», приспособления для опускания в воду горизонтальной квадратной рыболовной сети. Сели на речной трамвай «Свобода» только в седьмом часу вечера.

     Волга была на удивление спокойная. Не было даже легкого ветерка, который мог бы наморщить ее величавую, казалось бы, литую, поверхность. На ней в потемневших, по сравнению с небом, красках, играли все цвета вечерней атмосферы и солнца, искривляемые бегущими валиками скуловых волн от теплохода.

     Прошли широким проливом между Песками и островом Казачий и долго плыли по отражению залитого половодьем левого берега. Сошли в Тяньзине, на небольшой пристани возле невысокого песчаного обрыва.

     Долго тащились по песчаной дорожке мимо высоких раскидистых ветел. Время от времени приседали. Дяде Игоше требовалось передохнуть. Не было ни дуновения и, поэтому, душновато. Вышли на пойменное озеро за час до позднего июньского заката. Расположились на покрытой травой полянке под ветлами.

     Дядя Игоша велел Саше разобрать рюкзак и наладить костер, а сам принялся за сборку «паука». Саша вытряс из рюкзака пару телогреек, брезентовый плащ, военную плащ-палатку, пару накомарников и завернутые в газеты прокопченый котелок, булку черного хлеба, жестяную коробку с баночками из-под чая, содержащими соль, кусковой сахар, плиточный чай, лавровый лист, горошки перца и спички. Все это добро он сложил на расстеленную плащ-палатку и отправился собрать хворост, вволю набросанный на берегу.

     Игоша, между тем нашел небольшой обрыв берега и забросил с него на глубоководье заготовленный еще дома мешечек с пшенной кашей для подкормки рыб. После сборки паука, и установки шеста, за которыми внимательно наблюдал Саша, дядя Игоша уселся на обрыв и опустил снасть в воду. Шест, на внешнем конце которого находился блок позволял опускать сеть в трех метрах от берега, где была достаточная глубина для применения «паука». В центре сети также была закреплена приманка в виде половины черствого калача. На глубину ушла крестовина с сетью, а над водой осталась только веревка, идущая вверх к блоку и дальше на береговой конец шеста, где она была закреплена на специальном крюке.

     После завершения всех процедур, дядя Игоша вернулся к костру, облизывавшему бока кипящего котелка. Он отломил кусок плитчатого чая и бросил в котелок. Поверхность кипятка вздыбилась пеной и в это мгновение он схватил краем рукава дужку котелка и вытащил его из огня...

- Нехай постоит, помокнет паук и рыбка успокоится, а мы попьем чайку. Смотри, какой крепкий чай! Ты, Сашка, я смотрю, парень неплохой, смекаешь как жить должно. Как у тебя в школе?

- Да, не очень, дядя Игоша! -

- Видно, ленив ты, ну, да это по- молодости... Пей- пей чаек.  Пока чай пьем, время идет, и рыба нашей сетью интересуется. В старые времена я бы пропустил по такому случаю полкружечки Московской. А счас ... обойдемся чаем...-

Саша тоже налил крепкого, почти черного чаю и стал, отдуваясь хлебать его из кружки, отгрызая зубами от большого куска кусочки сахара.

- Однако, дядя Игоша, скоро уже солнце зайдет, а мы не ловим. Не пропустим время?

- Нет. Пусть рыбка привыкнет к сети...

Игоша пил медленно, прикусывая мелкими кусочками сахара, которые он откалывал от большого куска тяжелым ножом- финкой...

     Озеро стало тяжелым как ртуть и пламенным как зарево, солнце побагровело и уже за зарослями на том берегу стало скользить по наклонной вниз и вправо.                

- Пора! Сашок прибери со стола, да можешь и ложиться...- Дядя Игоша поднялся и побрел к «пауку».. Он сел на старое место и стал выбирать снасть. Саша следил за стариком, и вдруг обратил внимание, что силуэт рыбака и вытаскиваемый им снаряд, образовали единую динамическую картину с радужными кругами на воде от нарушенного покоя озера. Дядя Игоша вытащил из мотни «паука» несколько рыбок, бросил их в заготовленное заранее ведро и вновь опустил сеть в озеро...

     Саша не решался сходить взглянуть на результаты лова, чтобы не помешать деду. Поэтому он надел накомарник, прилег на телогрейку и продолжал наблюдать за действиями рыбака. А тот вытаскивал сеть через каждые несколько минут, постоянно нарушая покой безлюдного озера и строй темнеющих и все более сочных красок. Но вот краски стали быстро гаснуть и озеро стало изумрудно- зеленым, а затем темно- синим. Солнце зашло за горизонт. На безоблачном небе проклюнулись первые звезды, зазвенели насекомые, захохотала сова...

- Саша! Ты не спишь? Ну тогда подбрось хвороста в угли!

Это дядя Игоша уже стоял над Сашей. Юноша поднялся, выдернул из заготовленной кучи несколько тонких сухих палочек и поджег их. Вокруг сразу стало темнее.

- Тут мне сазан попался, добрый, на пару кило. Так я его старухе отнесу. Кто еще ей такого подарит? А мы отведаем ушишку из мелочи. Сходи-ка на бережок, принеси полкотелка воды!

В свете костра он вывалил рыбу на газету, наскоро почистил, вспорол, промыл водой из ведра и высыпал ее в котелок с водой вместе с приправой...

     После ужина прилегли. Дядя Игоша кряхтел.

- Не спишь, Сашок?  Спать- то чего? Ишо наспишься. Да и до зорьки недалеко, рыба кормиться пойдет. Хорошо тут. Всю бы жисть занимался я этим делом. Да время такое было, не до рыбалки...  А теперь уже и жить осталось мало...

- Да, что это вы, дядя Игоша, вы ведь не старый! Будете жить и жить... Саша не мог согласиться с самой возможностью распрощаться со всем этим миром, с его красками и событиями.

- Нет, Саша, чую я, что час мой близок..., умру я скоро, говори- не говори, чую... Жалко старуху, но она при дочке моей, Зойке, не пропадет. Зойка, вон какая вымахала, ладная. Лишь бы замуж вышла за доброго человека... Тут на озере раньше такие сазаны ловились! Не чета энтому! Ну, да ладно, пора вздремнуть...

     Саша проснулся от шевеления- это поднялся дядя Игоша. Небо было белесым, от озера поднимался пар. Саша тоже встал, развел костер, освободил котелок от рыбы, вымыл его. налил озерной воды и поставил на костер. Зазолотилось небо, поднималось солнце... Но ловля на зорьке не была удачной, так...- с десяток карасей...

     Вернулись домой рано с первым речным трамваем...

     Через неделю, вечером, когда Саша добрался домой с Волги после тренировки по гребле, он увидел возле дверей бабки Лукерьи стоящую вертикально крышку гроба. Дядя Игоша скончался...