В Gold’s Gym в половине десятого утра – аншлаг. Народу – негде коврик для йоги бросить. Четвертое сентября, дети наконец-таки пошли в школу, и освобожденные матери запада бросились в джим – поправлять физическую форму и нервное здоровье. Новый год, как и новая жизнь, начинается не с первого января, я всегда говорила, а с первого сентября, с нового учебного года. Неважно, когда ты закончил школу, но если считаешь дни недели, представляя школьный дневник, точкой отсчета для тебя всегда будет сентябрь.

 

Неписаное правило джима: сколько бы ни было народу, если пришел еще человек – надо потесниться. Мы с Нуну несколько замешкались на входе, потом я сдавала ее в детскую комнату, короче говоря, пришла, когда весь зал уже – в разноцветных лоскутах ковриков. В этот раз потеснилась восточная красавица в аккуратной косынке и полная рыхлая возрастная дама после операции на позвоночнике. Я их обеих знаю, они ходят на bodyflow (гибрид тай-чи, йоги и пилатеса) постоянно. Ведет класс рыжая кудрявая Джинни – женщина-огонь, женщина-харизма, и, я уверена, - женщина – викинг. Она органично вписывается в два интерьера – «подиум» спортивного зала и деревянный нос дракара. Собственно, из-за нее я и езжу в дальний джим, а так  - могла бы и поближе.

 

Кто б сказал мне лет двадцать, и даже меньше, назад, что я буду стоять раком над ковриком для йоги в спортивном зале – не поверила бы. Какой фитнес, какой зеленый салат с вялеными помидорами и  фетой на обед, какой отвар свежей мяты вместо вечерней чашки кофе! Что вы, это же не я совсем! Ан - нет, оказалось - тоже я.

 

Потом, через много лет, Лиза Смирягина будет говорить:

- Мама? Ну, она зануда, конечно. В том смысле, что она всегда ходила в свой джим, никогда не курила, ела вечно свои помидоры с авокадо и мацареллой. Алкоголь? Да, она может выпить вина. Знаете, такое слабенькое, как компот, сладковатое. Брак? Да, брак один, мой брат Андрей тоже рожден в этом браке. Просто у нас большая разница в возрасте. Нет, я как-то не могу представить маму с другим мужчиной, думаю, она всегда была очень консервативна в этом вопросе.

Представляете? Это ж ужас и кошмар, насколько дети не знают своих собственных родителей…

 

А еще на этой неделе случилось страшное. Я забрала из оптометрики свои первые в жизни очки. Начала понемногу развиваться дальнозоркость. У меня всю жизнь было отличное зрение, и сколько себя помню, я делала все, чтобы его испортить - читала в полутемной комнате, лежа, близко наклоняясь. И вот, наконец-то потребовались очки. Просто по возрасту, блин…

Теперь вот читаю и пишу второй день в очках – привыкаю.

Пришел со школы Андрюха, посмотрел на меня, улыбнулся, сказал:

- Непривычно.

- Представляешь, - говорю, - а Нуну будет думать, что я всегда была в очках.

- Правда? – удивился.

- Конечно. Она просто не запомнит, что было по-другому. Ты помнишь Москву, и бабушку, и нашу квартиру, и дачу, и то время, когда я работала, и папиных и моих московских друзей… А для нее этого ничего не было, и если что-то и будет, то уже совсем не так.

 

Андрюха погрустнел, сказал «Я пойду ее поцелую», и ушел. А через минуту прибежала Нуну. Она сказала, что завтра в Прескул наденет платье с совой и возьмет ланч-бокс и положит туда сок и сладкое, а еще сказала, что хочет позаниматься карточками и ей нужна бумага для рисования.

 

На мои очки она не обратила внимания….

Такие дела.

За сим, - доброго вам утра, а мы пошли в прескул. Первый раз - без мамы (мама - это я).