Пытливый читатель, вероятно, уже заметил, что я не принадлежу к уважаемому племени грамар-наци. Напротив. Именно, что напротив. Я сижу в окопе тех, кто от вышеупомянутых наци защищается из последних сил

Мои отношения с грамотностью не сложились, хотя были долгими и мучительными, особенно со стороны грамотности. Она со мной мучилась. Впрочем, по порядку.

Я была логопедическим ребенком. Говорят, это связано – грамотность и логопедия. Ничего ужасного, дислексией бог миловал (читать научилась рано и читала очень хорошо), - проблемы были со звуками. Я долго не выговаривала многие сочетания, «р», а шепелявила так и вовсе – лет до тридцати. По хорошему, стоило бы ребенка показать логопеду, и, видимо, мама задумывалась об этом, когда я была маленькой, но папа махнул рукой и сказал – «выгавкаеться».  Так я и «гавкала» - пришепетывая и прикартавливая. Кстати, прошло само, когда я стала много читать вслух сыну. Хотя, может быть, эти два момента и не связаны между собой.

 

В первом классе я была отличницей, видимо со страху. Во втором – тоже. В третьем появилась четверка по математике. В четвертом классе, в третьей четверти я получила свой первый школьный трояк. Я очень хорошо помню этот день. Маленький табель из желтоватой бумаги, аккуратные пятерки с волнистыми хвостиками, и напротив предмета «русский язык» - трояк… Это была первая четверть без мамы. К общему семейному краху добавился крах учебный. Этот трояк ставил жирную точку на моей учебе и будущем. По крайней мере, так мне тогда чувствовалось. Я смотрела в табель и понимала, что это – все…

 

К концу школы троек было уже больше – алгебра, геометрия, физика, химия и, конечно же, – русский язык. В девятом классе городская вечерка напечатала мой первый рассказ, потом еще один, потом еще, - поэтому, когда я решила поступать на факультет журналистики, папа не очень удивился, но в успех этого начинания не поверил.

 

Причем понесло меня, ни много, ни мало, в МГУ, и я даже весьма прилично прошла творческий конкурс (на творческом сочинении ошибки не учитывались, только «раскрытие темы» и темы давались только свободные) и творческое собеседование.  А вот на сочинении по литературе (три темы по трем периодам, никаких вольностей, главный акцент – грамотность) ожидаемо срезалась. Помню, пошла смотреть свое сочинение в комиссию. Листы с собой не давали, а посмотреть, за что ж такая несправедливость, разрешалось. Внизу фирменного бланка стол "банан" и красным же – подсчет ошибок. Точное число уже не помню, но что-то вроде 15 орфографических и 10 синтаксических.

- Хотите подать апелляцию?  - ехидно спросила комиссионная тетка в очках.

- Нет, - мрачно ответила я и ушла.

И уехала домой.

 

На следующий год я опять изъявила желание поступать в МГУ на тот же факультет. Папа идею не одобрил, но сходил в Днепропетровский универ на кафедру русского языка и нашел репетитора.

Я не помню, как звали эту святую женщину и уже не помню, как она выглядела. Я приходила к ней на кафедру, мы шли в пустую аудиторию,  и она со мной занималась.  Задачи выучить русский язык на 5 не было, была задача написать экзаменационное сочинение на 4. На эту задачу она меня и «натаскала». Простые предложения, слова – только те, в написании которых уверена, четкость формулировок – никаких смысловых выкрутасов и словесных игр. Оловянный, деревянный, стеклянный… Не, бы, чередования, приставки, и самое противное – безударные гласные…

В тот год я написала вступительное сочинение на 4. Это было чудо.

Четверок, к слову, было мало, а пятерок и вовсе – на пальцах посчитать.

 

Я поступила в 1989 году, а через год пришли «лихие девяностые» как в моем неокрепшем мозгу, так и в государстве и значение орфографии со стилистикой в моих глазах опять сильно упало. Самолюбие же взыграло только несколько раз, и касалось оно, в частности, предмета «Литературное редактирование». Мне почему-то было очень важно получить "отлично", и я ее получила. Предмет был сложный. А по русскому языку у меня в дипломе, кажется, трояк, а может «зачет», я уже не помню.

 

А как же работать, если такая беда? Ведь, чай не мотористка… Нет, ни разу не мотористка, но и не корректор. Не путайте автора, редактор и корректора. У этих людей задачи разные и навыками они владеют – разными. По крайней мере, так должно быть. Впрочем, не удивлюсь, если сейчас ставки корректора массово сократили. А зачем? Редактор же есть! А ведь я помню времена, когда еще была должность – «Проверка». Человек, рабочий день которого состоял из проверки фактуры. Не содержания, не орфографии, не стилистики или соответствия материала «политике издания», а фамилий, дат, должностей, названий и прочих упрямых вещей.

И хороший автор – далеко не всегда хороший редактор, а уж хороший корректор – так и подавно - не автор совсем и редактор, как правило, посредственный.  Разумеется, бывают исключения. Такие вот дела.

 

С появлением спел-чека, к слову, малограмотным авторам стало легче жить - грамар-наци почти перестали чморить их и унижать. Однако спел-чек часто сбоит, меняет слова на «близкие по звучанию, но разные по смыслу» и вообще – глумится почем зря. Так что мы с ним частенько «влетаем». Кроме того, у меня уже много лет нет русской клавиатуры, а печатаю я быстро и ногти у меня длинные и крепкие – свои. В результате, в текстах случаются досадные недоразумения, которые я большей частью исправляю, однако же, как любой двоечник, указаний не люблю и сношу их, как правило, от людей знакомых или тех, за которыми признаю право указания давать.

Как говорится, пусть ошибки безударных гласных в корнях слов будут самыми большими ошибками в нашей жизни, а  синтаксис и правописание пусть же не сокроют от нас смысла и радости восприятия текста.

Такие вот дела.

С этим – Доброго вам утра, дорогие грамар-наци, а также снисходительные читатели и уважаемая Галина Григорьевна Щербакова (учитель русского языка и литературы со стажем 41 год, ее указания на ошибки я принимаю со стойкостью и смирением).