Мы прилетели. Устали страшно...
Поразительная вещь, вокруг говорят только по-английски. Причем, я понимаю, что звучит английская речь, но не могу узнать ни единого слова. Начинаю подсчитывать, сколько денег я потратила на изучение языка. Получается что-то вроде 700 долларов за полгода. Не так много, но полное непонимание раздражает.
Аэропорт с фонтаном, сквозь стекло второго этажа смотрят люди и машут руками. Красиво.
- Нет, – поморщился муж, – Вашингтонский аэропорт лучше.
Понимал бы чего в загранице!
На таможне мужа опять шмонают. Образ жизнерадостного, слегка непосредственного добряка 33 лет не внушает доверия ни русским, ни американским таможенникам. Нас, наконец, пропускают, и мы заходим со своей тележкой в лифт.
Все улыбаются, даже наши соотечественники, даже пассажиры рейса 323 из Москвы. Все постоянно говорят “Sorry”. Это первое слово, которое очень скоро я начинаю вычленять из потока английской речи. Начинаем улыбаться и мы. Непроизвольно.
Кроме того, что общение здесь ведется на непонятном языке полностью, обнаружился еще один прискорбный факт: встречать нас не пришли. В Сан-Франциско мы рассчитывали остановиться у бывшего научного руководителя мужа (это не ошибка, мой замечательный муж некогда закончил физический факультет московского университета, писал диплом по некой загадочной плазме и у него был для этого дела научный руководитель, аспирант Р.), а ныне скромного труженика американской науки.
Решив выяснить, в чем дело, мой муж купил телефонную карту. В результате засел в телефонной будке минут на двадцать. Вообще, насколько я поняла, позвонить по телефонной карте в этих американских штатах – тоже наука. Следует загодя разобраться в порядке набора необходимых цифр, общее количество которых переваливает за дюжину. И еще в середине набора успеть разобрать, что говорит на своем калифорнийском тетенька-оператор, а говорит она обычно, что вы все перепутали и поэтому начните сначала, но некоторая сумма с вашей карточки снимается. Муж сидел в телефонной будке с напряженным лицом, я стояла у чемоданов, опасливо озираясь по сторонам. Так нас и застал бывший научный руководитель мужниного диплома по плазме. К слову сказать, ему уже перевалило за сорок, а выглядел он, на мой взгляд, моложе меня.
Многоэтажную автостоянку как будто лепили по декорациям из художественного фильма с Брюсом Уилисом. И действительно, как писал побывавший в Америке сотрудник нашего журнала, в этой стране нет жигулей. Р. открыл багажник, и я не смогла сдержать поток глупых восклицаний:
- Ты посмотри, какой он чистый! Он же абсолютно пустой!
- А что такое? – злобно спросил муж.
- А где же обычный хлам? Где запасные колеса и грязный насос для камер? Где тряпки и банки с маслом и тормозной жидкостью?
- Не веди себя как дура, – прошипел муж и начал загружать наши вещи.
Пока мы ехали из аэропорта к дому научных сотрудников, я вертела головой по сторонам и радовалась красоте пейзажа.
Холмы, заливы, пристани для яхт, разноцветные домики, желтые “колл-боксы, которые телефоны-автоматы чуть ли не через каждые пять метров. Гигантские развязки, где у меня над головой мчатся еще две-три машины, в несколько этажей и, кажется, что сейчас какой-нибудь из уровней обязательно навернется. Не может же, в самом деле, вся эта махина из бетона выдерживать постоянные потоки автомобилей. Но нет, мы благополучно проезжаем, значит, на голову рухнет следующая.
Наконец, мы добрались до дома Р, где смогли нормально отдохнуть за последние двое суток.
Кроме милых хозяев - Р. и его жены, в доме проживала кошка Мача и ее дети. Мача была почтенных лет, русская эмигрантка - была привезена в американские штаты из Москвы и прекрасно адаптировалась в новых условиях. Еще у Мачи была твердая уверенность, что если в кухню вошел кто-то из людей, то он должен ее покормить, и напротив, если она, Мача, вошла в кухню, то тот, кто находится сейчас там, обязан дать ей еды. Очень жаль, что мне не пришло в голову сфотографировать Мачу на память, я вспоминаю часто и ее, и детей - подросших котят Эшли и Муху.
Из-за смены часовых поясов, спать хотелось жутко, но мы решили бороться с природой. К тому же, муж обещал мне Тихий океан немедленно по приезду. Жена Р. объяснила нам хитрости пользования городским транспортом Сан-Франциско, который у них называется ласковым словом мьюни и является единственным средством передвижения. Мьюни ездят по рельсам в городе, но, на определенных участках дороги, несколько вагончиков сцепляются, превращаясь в состав метро, и продолжают свой путь по подземному тоннелю.
Итак, мы самостоятельно вышли в заграницу. Причем, к нашему удивлению, выяснилось, что конкретно тот мьюни, в который мы сели, везет всех бесплатно, потому что едет в парк. Об этом нам громко и радостно сообщила пританцовующая у кабины водителя 
пышная чернокожая дама в форменной одежде, то ли водитель, то ли контролер. Рядом с нами расположились две пожилые женщины с полными хозяйственными сумками, одна из которых сказала другой на прекрасном русском языке, вытащив из своей сумки блестящую коробочку:
- Вы знаете, чертовски дешево купила эти очки. Хотите, подскажу где?
Вот вам и заграница. Впрочем, удивляться русской речи я очень скоро перестала.
***
Побережье Тихого океана, настоящего ТИХОГО океана было почти пустынно. Только большая, неиндентифицированная мною птица, пара-тройка бегущих от инфаркта и добрый, улыбающийся бездомный на сыром песке. Холодный ветер продувал насквозь, бирюзовые волны, накатывались на берег мрачно и величественно.
- Ничем не отличается от вида Средиземного моря, – кутаясь
в теплую кофту, сказал муж – великий путешественник, посетивший три государства, Чехию, Израиль и Америку. – Ты собиралась в нем купаться. Можешь начинать.
Вода была холодная и тяжелая. Не, ну его.... Купаться еще тут....
