Я с детства мечтала пойти в школу. Помню как бабушка взяла меня с собой в свою школу, когда она уже была на пенсии - кажется, пришла за какими-то документами. Когда мы проходили с ней мимо открытого класса, одна девочка повернула голову и показала мне язык. Потом бабушка посадила меня в какой-то класс на урок, чтобы я не мешалась ей с её делами. Мне выдали листочек бумаги и ручку. Наверное, предполагалось, что я стану рисовать, но я, сидя за последней партой, силилась понять, что же объясняет учитель. Я и не должна была ничего понять, это был урок математики, дети были меня намного старше, а мне было всего лет 5. И вдруг учитель сказал: "Ну раз вы не понимаете буквы, объясню вам на цифрах!" "Я понимаю буквы, вот," - подумала я и принялась писать буквы, которые я тогда конечно же уже давно знала. -  "Что же тут непонятного?! "

На бабушкиных уроках мне сидеть не довелось, если не считать наши "частные" уроки, которые я за таковые не считала, но на которых моя бабушка учила только меня. Она сажала меня на колени, и мы читали вместе газету, когда мне было 3 года. Бабушка моя была очень идейной, и из нашего общения я помню истории, которые она мне рассказывала про советскую милицию, которая всех защищает и следит за порядком, о людях, которые совершали плохие поступки случайно, но всё равно были наказаны, о том, в какой замечательной стране мы живём. Наверное, эти истории она рассказывала и своим ученикам.

И вот 1 сентября 77-го года я пошла в школу. Это была школа номер 1, к которой мы относились по месту жительства. К тому времени мы поменяли бабушкину и дедушкину "хрущёвку" в Весеннем проезде и двухкомнатную квартиру, которую получил мой папа от работы на семью в Глебучевом овраге (на улице Некрасова)  на трёхкомнатную на ул. Степана Разина, в доме мебельного магазина, недалеко от театра им. Карла Маркса и ещё однокомнатную на улице Рахова, где должна была поселиться папина мама, приехавшая из Семипалатинска. (обе квартиры на 9-ом этаже, под облаками).
 
Моей первой учительницей была Нина Васильевна, учительница, которую в своё время устроила на работу моя бабушка, и Нина Васильевна это помнила. Она даже подарила мне сшитую кем-то кассу для букв и слогов. Я сидела за первой партой. Нина Васильевна была матерью-одиночкой, о чём нам рассказывала: воспитывала сына (он уже был взрослым). Она была старше моей мамы. В моменты "лирических отступлений" она говорила, что носит парик - высокую каштановую причёску (я бы и не догадалась!), и показывала нам "клоунаду": то улыбалась, а потом проводила перед лицом рукой и как бы снимала ею свою улыбку и наоборот - превращала серьёзное лицо в улыбающееся. Она была строгой учительницей, и я её побаивалась, думаю, другие ученики - тоже. За второй партой прямо за мной сидел мальчик, который стал моим другом пока мы учились вместе. Его звали Дима Семёнов. Он жил недалеко от школы в частном доме-сарайчике с удобствами на улице, выжигал красивые картинки на досочках (одну - для меня, две - для Нины Васильевны), вязал для своего папы шарф, а затем и свитер. Познакомились мы вот как. Каждый день, приходя со школы, я находила в своём портфеле то яблоко, то грушу. Удивлялась, конечно, так как помнила, что свой завтрак я съела. А потом застала "красавца" на месте преступления. Он клал яблоко в мой портфель. "Что ты делаешь?!" - спросила я у него, а он ответил: "Меня зовут Дима, давай дружить!". Дима был интересным мальчиком, очень добрым, но почему-то плохо учился, поэтому очень скоро, когда об этом узнала моя бабуля, она забирала нас со школы вместе, и мы шли к нам домой учиться. В основном бабушка подтягивала Диму. На новый год бабушка помогала ставить в моём классе "Танец снежинок". Я была самой упитанной снежинкой!
 
Помню ещё один эпизод. Мою первую и последнюю тройку по русскому языку. За диктант. Он назывался "Чиж" и начинался словами "У Вари был чиж".  Я не знала имени Варя, написала - Валя. И не знала птицы чиж, думала, что это имя птички, поэтому написала с большой буквы: "У Вали был Чиж"! За эти две ошибки Нина Васильевна поставила мне тройку. Мне казалось это дико несправедливым. Ну и что, что эти два слова повторялись не раз в этом диктанте? Они от этого не становились дополнительными ошибками! Но я и не думала перечить или объяснять, что это недоразумение.

Как-то раз на физкультуре мы играли в игру "День и ночь" или "Совушки". Днём все резвились, а ночью должны были замереть в какой-то позе, а "совушки" ходили между замершими нами и выбирали тех, кто пошевелился. Один мальчик предложил мне днём "замереть" вместе, я не захотела, тогда он подставил мне подножку и я упала, больно подвернув ногу. Меня даже сводили в медпункт, так как я плакала, но медсестра решила, что это просто ушиб. Переодевались в обычную форму после физкультуры мы в классе, и сразу после этого должны были идти в актовый зал, так как привезли кукольный театр. Но я наклонилась, чтобы снять никак не снимающийся с ноги кед - нога сильно распухла. Нина Васильевна видела, что я не справляюсь, но наверное подумала, что я копаюсь и, возможно, решила меня наказать. Когда я поняла, что кед не снимется, я приняла решение пойти в нём, но... дверь была заперта, я была заперта одна в классе! Мы учились в старой школе с огромными деревянными дверями и высокими потолками. Звукопроводимость была очень низкой. Я кричала, звала на помощь, но никто меня не слышал, вся школа была в актовом зале. Тогда я разбегалась через боль и врезалась в дверь, но она не поддавалась. Я даже подошла к окну и решила, что выпрыгну, но это был высокий второй этаж. К счастью, страх падения меня остановил. Через урок был конец школьного дня, и бабушка, придя за мной, не нашла меня в актовом зале. Тогда она поспешила в класс, где услышала как я плачу и стучу в дверь. Я стучала и плакала 45 минут. Она успокоила меня из-за двери и пошла за нянечкой, которая открыла дверь. Меня повезли сразу в больницу, где рентген установил перелом плюсневой кости на левой ноге. Поставили гипс, в котором я ходила месяц, но из-за перелома пропустила 100 уроков. Конечно, бабушка учила меня дома, и я совершенно не отстала. А потом я ещё какое-то время ходила в школу на костылях.

В конце первого класса я получила похвальную грамоту за все пятёрки. Я очень любила школу. Сказать откровенно, меня можно было сразу отдавать во второй класс - читала я хорошо ещё до школы, с предметами не было проблем вообще, но тогда это не было принято, все должны были начинать учёбу с 7-ми лет, и родители меня не торопили, позволив "побыть ребёнком". В классе я очень хотела стать санитаркой, чтобы ходить с белой сумкой с красным крестом с бинтами и ватой внутри, но меня назначили кем-то другим. По-моему даже старостой. Да, точно, я ещё расстраивалась: что я старая что ли?

В какой-то момент мама решила, что было бы неплохо перевести меня в английскую школу (туда принимали со второго класса). Она была тоже близко от нашего дома, чуть дальше, чем моя 1-ая. Для поступления в английскую школу надо было пройти собеседование. Я с детства читала стихи наизусть (это то, что там требовалось продемонстрировать). Собеседование, как мне показалось, прошло успешно. Дефектов речи у меня не было (они были, но их родители уже исправили у лучшего логопеда города Юрия Андреевича, когда я была маленькой), училась я хорошо. Но в 42-ую школу меня не взяли, сославшись на 100 часов пропусков. На самом деле причина была иной... А бабушка в тот момент лежала в больнице. Она, конечно же, могла через свои связи сделать так, чтобы меня приняли, но воздержалась. Школа была элитарной, и бабуля не хотела, чтобы у меня развился "комплекс неполноценности". Поэтому я продолжила следующий год в 1-ой школе.

 Второй класс... Я дружила не только с Димой, но и с девочкой с соседнего дома Олей Овсянниковой, иногда ходила к ней в гости. С другими ребятами тоже, но не очень запомнила своих одноклассников.  В ноябре 78-го года случилось страшное - умерла моя бабуля. Ей было 60 лет. Рак желудка. Сначала неправильный диагноз отправил её в кардиологию, и только потом кто-то заподозрил онкологию, ей удалили 3/4 желудка, оставшаяся четверть не справлялась... Бабушка лежала в больнице, меня иногда брали повидаться к ней. Она спрашивала меня: "Какое сегодня число, как ты напишешь?" И я отвечала по слогам: "Один-над-ца-то-е". Бабушке нравилось, что я правильно отвечаю, она демонстрировала меня своей соседке по палате. Эта соседка связала мне белую сумочку из  блестящей синтетической пряжи. Бабушка говорила маме: "Мне только очень жаль Димку (моего почти трёхлетнего братика). Я даже не довела его до школы". Маленький Димка обожал бабулю. Он кричал ей: "Бабуля, танцуй!" И танцевал вместе с ней...

Провожали бабушку и ученики, и соседи, и друзья, родственников у нас почти не было... Не хватило двух автобусов. Дядя приехал из Североморска. "Учительница первая у многих, хранима в сердце ты всем зимам вопреки, а мы, тобою поднятые дети, все вечные твои ученики!" - написал он на памятнике. Теперь я возвращалась со школы в пустую квартиру. Я садилась за фортепиано и глаза мои встречались с добрыми, слегка смеющимися бабушкиными глазами с портрета, стоящего на верхней крышке, и плакала. Потом я брала портрет, обнимала его, целовала, вытирала и ставила на место. Мама об этом даже не догадывалась. Симметрично бабушкиному портрету слева стоял дедушкин. Он был красивый и спокойный, похожий на артиста Михаила Козакова. Когда не стало его, мне было почти 4 года, и я не очень помнила его уход, хоть и была его любимой внучкой...

Когда не стало бабули, уроки я любила делать одна. Это было целое представление, потому что вынимала учебники и тетради из портфеля, располагала их на столе и вела урок по выполнению домашнего задания для второго класса средней школы номер один. Потом для третьего, четвёртого и так далее. Сначала - русский язык, потом математика. Иногда прерывалась поиграть немножко на пианино, чаще - что-то своё, импровизацию.
Иногда после школы (во втором классе) мы шли домой к Диме Семёнову и делали уроки вместе. Я удивлялась - почему же он плохо учится, если делает задания не медленнее меня? Как-то раз он получил двойку за то, что не сделал карточки по русскому языку, которые нам задали. Мне дали задание проследить, чтобы Дима сделал карточки. Когда мы пришли к нему домой, его карточки, сделанные, лежали у него на столе. "Почему же ты не принёс их в школу?!" - "Не захотел. Я их просто сделал, не для учительницы, для себя. И завтра не понесу, потому что она поставила мне двойку." Характер.

Дима тоже, казалось, вспоминал мою бабушку, но мы об этом никогда не говорили.

.............................................

Рак не щадит никого, но бывает так, что человек, даже имея дефективный (раковый) ген, живёт с ним, и рак никогда не развивается... Но бывает какое-то событие служит толчком, и раковые клетки начинают развиваться в организме бесконтрольно. Возможно, всё дело во мне. Когда в 6 лет меня начали оформлять в школу, надо было сдать анализ крови, из пальчика. Я его сдала. Результат оказался настораживающим. Нам сказали пересдать анализ. И опять то же самое! Предварительный диагноз - лейкeмия. С ним меня положили в больницу в палату с больными лейкомией, но на обследование. Мама не верила, что у меня это заболевание. Она наказала мне, чтобы я не принимала никаких лекарств пока не будет поставлен диагноз - лекарства мне сразу же стали поставлять в большом количестве, но я принимала только жёлтые круглые витаминки (старшая девочка с соседней кровати помогала мне отсортировать ненужное). В моей палате лежал также двухлетний малыш, умирающий от этой болезни, ему делали переливание крови, все ручки были исколоты. Я помню как он плакал и жаловался маме, что  у него болят ручки и ножки. Сейчас я бы такого просто не выдержала! А я ждала пока мне возьмут кровь из вены, чтобы подтвердить диагноз. Я представляю что перенесли мои родные! Особенно бабуля, которая в отличие от мамы хорошо знала что это за заболевание: у неё были ученики, к которым она приходила домой, чтобы они не отстали, и которых потом хоронили. Кровь из вены мне взять не смогли. Несколько раз я не ела завтрак, чтобы прийти на анализ, мне кололи и руки, и ноги, но безрезультатно. У меня, действительно, глубокие вены, но хорошие специалисты могут взять кровь с первого раза. В конце концов мама настояла, чтобы взяли ещё раз кровь из пальца. Как только пришли результаты, меня выписали. Диагноз оказался ошибочным. Возможно, в поликлинике неправильно перевозили кровь в пробирках, и она от тряски меняла свои свойства, давая неправильный результат. Может быть, бабушкин рак был вызван переживаниями за меня, её первую внучку. А мама в то время ещё кормила грудью моего младшего брата, не досыпала ночью. Днём бегала ко мне в больницу. Хорошо, что молоко не пропало!

Ошибка

А потом разольются закаты, 
И в волнах заплещутся луны...
Кто вам белые выдал халаты, 
Люди взрослые, в век не юный?

Что вы можете? Что мы можем?
Всех спасти никому не под силу,
Что же делать нам, делать что же?
Я не знала тогда, не спросила...

И меня привели в палату, 
"Полежи", - говорят, - "здесь неплохо".
Только маму спросила: "Куда ты?"
И не слышала тихого вздоха.

Мне сказала она осторожно:
"Мамам спать здесь не разрешают.
Тут побудь до утра, если можно"
И прибавила: "Ты же большая".

Я большая, мне шесть с половиной,
Дома ждёт меня плюшевый мишка,
Пёс большой с шевелюрою львиной
И почти годовалый братишка.

Здесь кровать у меня и соседка, 
Ей наверное все пятнадцать!
И она улыбается редко, 
Ну и ладно, чего мне бояться?

А поодаль кровать у окошка, 
Там мадонна сидит со слезами, 
На подушках лежит её крошка, 
Обречён он, так маме сказали...

Но понять это очень непросто - 
Есть диагноз такой - лейкемия.
Он не знает ни пола, ни роста - 
Ни врачи не спасут, ни родные.

Не тюрьма это - просто больница, 
Иглы острые в вены кололи,
Я не плачу, лишь слабый боится,
Не боюсь ни иголки, ни крови.

И не спрашивай надо - не надо,
Но не верь в заходящее солнце.
Чтобы выйти из этого ада,
Надо верить и надо бороться.

И мечта улетает куда-то, 
Крики чаек и воздух, и небо.
Люди взрослые в белых халатах, 
К маме с папой и к братику мне бы!

Снова плачет малыш у окошка,
Моя мама вздыхает, не плачет:
"Потерпеть надо, доча, немножко.
Не готовы анализы, значит"...

Шарик в небо летел выше, выше, 
Осветила мамулю улыбка - 
Врач сказала мне: "Девочка, слышишь, 
Твой диагноз - всего лишь ошибка."

А потом разливались закаты,
И мне было нисколько не больно,
Только память о том, что когда-то
Было это. И всё. И довольно!

***

У меня было не только это "счастье" в жизни. Как только я родилась, на груди родители заметили небольшого "паучка" из вен под кожей. Это нечто называлось гемангиомой. Не трогай врачи эту красоту, и она скорее всего просто бы рассосалась. Но врачи наказали маме носить меня на прижигания, и раз в месяц она приходила в больницу на процедуру. Тем временем мой "паучок" стал расти. С большим трудом удалось попасть на приём к известному хирургу Рейхеру, который, взглянув, сказал однозначно: "Оперировать!" Это была "доброкачественная опухоль со злокачественным ростом". Мама испугалась, мне был всего год и два месяца. "А если бы это был Ваш ребёнок?"  - "Тогда я бы оперировал его сам", - ответил хирург.  Он оперировал меня сам, а ассистентами были его жена и двоюродный брат. Но после операции случилось непредвиденное. Почему-то моя кожа расходилась под иголкой, как шифоновая ткань. Хирургу пришлось созвать консилиум, и из 50 врачей только ещё у одного был в практике такой случай. Он сказал, что надо продолжать зашивать. Срастётся. Доктор Рейхер был сильно расстроен: "Я хотел, чтобы у девочки была маленькая незаметная полосочка, а не такой шов!" Но ничего, зато сохранил мне жизнь, я ему благодарна. Мама же, когда видела чрезмерное внимание кого-то из взрослых к моему шву, или переводила разговор или уводила меня. О том, что у меня есть что-то необычное, я узнала уже много позже.

Когда мне было 4 месяца, мама стала подкармливать меня кефиром из молочной кухни. Как-то раз кефир оказался испорченным, и меня с отравлением положили в больницу. Даже с такой крошкой в больнице нельзя было оставаться. Мама прибегала из дома кормить меня грудью и уходила, когда выгоняли. Ранним утром она пришла в больницу и обнаружила, что я лежу в одной рубашечке, а окно в палате распахнуто настежь. Нянечка решила проветрить помещение. Это был ноябрь месяц. Так я заболела пневмонией впервые. Позже у меня были приступы бронхиальной астмы, когда невозможно дышать. Это аллергическая реакция, которую создаёт простуда плюс какой-то аллерген. Моим аллергеном оказалось... малиновое варенье. Как только мне давали его, чтобы справиться побыстрее с простудой, начинался приступ. Я благодарна маме и американскому доктору-педиатру Бэнджамину Споку, который в своей знаменитой книге "Ребёнок и уход за ним" описал как правильно снимать этот приступ удушья - давать ребёнку дышать над паром, это расширяет бронхи. К счастью, всякий раз, когда у меня случался приступ, была горячая вода. Когда мы уже переехали на новую квартиру, в старом доме, в нашем же подъезде молодая семья потеряла ребёнка от такого приступа - они позволили "Скорой помощи" забрать мальчика в больницу, не снимая приступа. До больницы его не довезли. Мама, видя, что "Скорая помощь" ничем не может мне помочь, подписывала бумагу о том, что она меня не отпустила, с чем они и уезжали... Но приступ мог возникнуть и "на пустом месте". Так мне почему-то не подошёл климат в городе Феодосия, куда мы с бабулей ездили на курорт. Пришлось срочно уезжать оттуда...  Так что я добавляла "развлечений" в жизнь моей семьи. Дети растут по-разному.

..........................................................

Второй класс я тоже закончила на отлично. Мама решила перевести меня в другую школу N37, где училась дочка наших друзей, бывших учеников бабули. Она узнала, что там дают лучшие знания. Не знаю повлияло ли то, что после смерти бабули Нина Васильевна стала хуже ко мне относиться. У нас был открытый урок, она обещала меня спросить, я встала - и растерялась. Нина Васильевна сказала родителям, что я это сделала специально, чтобы её подвести. Оля Овсянникова с температурой 38 пришла в класс, потому что и она была предупреждена, что её будут спрашивать, и ответила замечательно, а я безо всякой температуры ответила после наводящего вопроса. Это было что-то по языку и частям речи. Конечно же, я не собиралась подводить учительницу. Все люди разные. Я просто точно так же переволновалась, как и она. Оля Овсянникова стала учителем.

Мою новую учительницу звали Плетнёва Валентина Гавриловна. Это была высокая, крупная женщина со смеющимися глазами и глубоким низким голосом. Она жила напротив меня, и иногда мы шли со школы вместе домой. По дороге я рассказывала ей истории, отвечала на её вопросы. До школы я добиралась по утрам на трамвае, который останавливался возле нашего дома (это был трамвай 9, 10 или 11). Третий класс прошёл быстро. К сожалению, моя новая подружка уехала в другой город, но я уже успела подружиться со всем классом. 

Классным руководителем у нас стала Полина Иосифовна Оберштейн, учитель русского языка (она, как я потом узнала, выпускница 13-ой школы, и её классным руководителем, как и у меня,  была Галина Матвеевна). А позже, в пятом классе и старше - учитель географии Князева Надежда Константиновна. Историю в четвёртом классе у нас вела Зоя Николаевна, очень напоминавшая мне мою бабулю. Я даже подарила ей с разрешения мамы открытку с изображением Дмитрия Донского, которая была в бабушкином ящике со школьными "сокровищами" (я любила разбирать тот ящик, где кроме этого лежали листочки цветной бумаги, ажурные ножницы для фотографий, перья для оформительской работы, старые открытки). Математику у меня вела чудесный педагог Мария Михайловна Большакова. Она тоже мне напоминала мою бабушку.

Математика у меня шла хорошо, и с Марией Михайловной у нас была любовь.  Помню, к нам перевели мальчика-второгодника, Матвеева, наверное из неблагополучной семьи. Мария Михайловна строго журила его за невыученный урок, и вдруг он назвал её оскорбительным словом прямо перед всем классом. Она спокойно посадила его, а потом, я видела долго с ним разговаривала наедине. И ещё одну фразу я запомнила: "Не осли! Острить могут умные люди, а неумные - ослят". Это относилось к нему же. Но ему не удалось срывать нам уроки. Он добавлял проблем учителю, но мы от этого почти не страдали. Мария Михайловна давала мне и однокласснице Оксане Одинцовой, дочке известного в Саратове пианиста Олега Одинцова, дополнительные задачи по математике. Нам было интересно их решать. (Оксана пошла по стопам родителей, она стала пианисткой и педагогом). После того как я перешла в 13-ую школу, я несколько раз забегала к моей учительнице в гости - она жила очень близко от школы. Самым сильным учеником в моём классе был Игорь Солдатов. (Его папа учился в одном классе с Олегом Табаковым).  Блестящий ученик почему-то не пошёл в математическую школу. Игорь стал экономистом, защитился, преподаёт в институте.

В 4-ом классе у меня трудно шли устные предметы. Когда нам задавали историю, я прочитывала всё, что задано, нo запоминала не всё. И мама, прийдя с работы, не услышав от меня вразумительного пересказа с датами и именами, вручала мне учебник и заставляла снова и снова перечитывать и пересказывать. В результате, и даты, и имена, и события я заучивала наизусть (от многократного прочтения). На одном из родительских собраний Зоя Николаевна (историк) похвалила мои знания. "А сколько надо готовиться к уроку истории?" - спросила моя мама. "Ну, полчаса". Мама рассказала, что у меня это занимает 2 часа! То же было и с географией. Но уже в пятом классе мама перестала проверять у меня уроки. Я училась сама, поняла как.

Мама помнит, что я делилась с ней, что как только звенел звонок, я бежала в уборную, потому что если не успела сразу, времени потом у меня не было. На перемене меня обступали одноклассники, и я пересказывала им главы учебника к следующему уроку или отвечала на вопросы. Когда к нам пришла девочка из другого города, Маша Козаченко,  меня попросили подтянуть её по математике. Её родители выступали в цирке с дрессированными собачками, которые играли в футбол.

Помню свою учительницу по биологии, а позже и химии Веру Николаевну. Её биологический кабинет был очень интересен, полон экспонатов, но главное - в нём жил волнистый попугайчик Кеша голубого цвета. Если бы не он, находиться на уроках этой строгой учительницы было бы волнительно. Каждый урок начинался с того, что освобождались первых две-три парты каждого ряда, а вызванные ученики с ручкой и листочком шли к учителю, брали карточки и садились отвечать на вопросы по карточкам. Я помню как сердце замирало - вызовет или нет, хотя ни разу не было, чтобы я не выучила урока! Когда Вера Николаевна сказала, что ей нужны ещё карточки, я стала их рисовать дома - срисовывая из учебника пестики и тычинки, строение рыбы и подводя к разным их частям стрелочки с цифрами.  После рисования карточек отвечать на них было легче. Иногда Вера Николаевна была в чудесном настроении. Кеша сидел у неё на плече. Она говорила ему: "Ну что, будем спрашивать ребят?" Он несколько раз кивал, наклоняя всё тело вперёд. Когда ученики рассаживались с карточками по местам, Кеша интересовался: "Кеша хороший?" Вера Николаевна, смеясь, отвечала: "Хороший, хороший". Иногда Кеша хулиганил. Он пытался одеть на свой клюв очки Веры Николаевны, которые лежали на её столе, чем веселил весь класс, то слетал с её стола, приземлялся на чьей-нибудь парте и пытался утащить шариковые ручки. Это у него не выходило - они были слишком тяжёлые, но иногда они скатывались с парты с его помощью. Позже Кеше купили зелёненькую подружку Рики. С Рики он стал более весёлым, но перестал шалить и разговаривать с нами. Их всё больше держали в клетке во всю стену, с деревом посередине.  Ещё Вера Николаевна вела у нас географию в 4-ом классе. Если бы она продолжала вести у нас географию и дальше, мои знания были бы значительно лучше. В 4-ом классе мы с одноклассником заняли 1-ое место в какой-то олимпиаде, правильно обозначив на контурной карте острова и путь Колумба, ответив на требуемые вопросы.

В 7-ом классе я впервые поняла, что мне учиться необыкновенно легко. Уже не было новых учителей, я была знакома с требованиями каждого, предметы мне нравились. Я не выделяла ни одного из них. Возможно, биологию и математику. Русский язык мне нравился тоже. В основном учителя были опытными, хорошими. Но запомнился преподаватель истории в 7-ом классе по фамилии Хрянин. Он был молод и очень неуверен. Класс откровенно смеялся над ним. Как-то раз на родительском собрании (это я узнала от одноклассников) он пожаловался родителям: "Ученики вашего класса называют меня... овощным растением". Не знаю остался ли он в школе. Возможно, он был неплохим историком, но чтобы быть учителем, мало знать свой предмет. Однажды мама вернулась с родительского собрания крайне удивлённая - кто-то из родителей сказал, что есть отличники, которые никогда не помогут, не подскажут. Мама прекрасно знала, что это не про меня, но именно меня назвала родительница, начавшая разговор. Классный руководитель пообещала выяснить. Наш классный час назывался: "Каким должен быть пионер?" Я готова была сквозь землю провалиться, когда несколько ребят и девочек сказали, что пионер должен быть таким, как я  - хорошо учиться, помогать друзьям, заниматься общественной работой. После следующего родительского собрания та родительница подошла к моей маме и извинилась: "Меня неправильно информировали".

Позже я получила несколько подряд четвёрок по английскому языку. Мама сейчас же по знакомству нашла частного учителя английского языка. Мой первый и последний урок длился 2 часа исключительно на английском языке, после чего учительница сказала, что я знаю материал на отлично в пределах школьной программы, а больше она мне дать не может и не хочет просто так брать оплату. Мои четвёрки очень скоро исправились, будем считать, что они были случайными. Но, конечно, это не было настоящее знание языка! Вот в 42-ой школе учили и произношению, и разговорной речи, а что можно сделать за час в неделю? Как изучать язык мы и не знали.

Что у меня действительно шло "не очень" это физкультура. По своей природе я неспортивная. И всегда была такой, хотя занималась и фигурным катанием, и художественной гимнастикой (3-ий юношеский разряд), и плаванием.  Но неспортивность всё же давала себя знать на уроках. Меня выручали зимние виды спорта, которые "закрывали" мои четвёрки по перепрыгиванию через "козла" и прочие прелести. Если у нас были лыжи или коньки, пятёрка мне была обеспечена. Ещё у меня хорошо шло плавание (я 7 лет ходила в плавательный бассейн), но, увы, на физкультуре в школе не было этого вида спорта. Физкультуру у нас вёл Юрий Евгеньевич, немолодой преподаватель. Никогда не забуду свой прыжок через "козла". Я очень долго отнекивалась, было неудобно перед одноклассниками, но всё же под угрозой двойки разбежалась и... Юрий Евгеньевич заверил меня, что он "ловит". Я прыгнула и... приземлилась ему на грудь, пытаясь, чтобы не потерять равновесие, схватить его за голову. Это было ужасно! После этого в этой школе меня перестали заставлять прыгать через "козла". А вот в новой школе, увы, опять был "козёл", но ура - я прыгала через него без неприятностей, и мне это даже нравилось.

Есть и более приятное воспоминание. Начались зимние виды спорта, сразу после зимних каникул. На каникулы мы с мамой и братишкой ездили в Витебск, навестить бабушкиных сестёр. Мои фигурные коньки взяли с собой, чтобы мне было там что делать,  а обратно отослали их посылкой. К первому уроку на коньках посылка ещё не дошла, поэтому мне пришлось взять хоккейные, которые кто-то нам отдал для моего братишки "на вырост". В этих коньках я всё время падала, потому что забывала, что зубчиков на них нет, а без зубчиков тормозить я не умела. Юрий Евгеньевич смеялся: "Давай, давай, Вельковская, ничего, научишься". Я просто молчала. А на следующий урок уже пришли мои фигурные конёчки. На них я умела не только кататься вперёд, но и назад, делать "фонарики", "ёлочку" (виражи вперёд и назад) и даже крутиться на одном месте несколько оборотов. Дело в том, что в 5 лет я ходила на фигурное катание, но недолго - мы переехали, и стало далеко добираться до Дворца Спорта. Юрий Евгеньевич, глядя на всё это, только приговаривал: "Ну, Вельковская, где ты только этому научилась?!"

Однажды эти  мои самые "труднодающиеся" предметы, английский и физкультура, спасли мне жизнь. Я пришла в школу после болезни, и от физкультуры у меня было освобождение. Физкультурой мы занимались на двойном (спаренном) уроке. После физкультуры должен был быть английский. Я пошла к учительнице и отпросилась. Она отпустила меня домой. Но я зашла в физкультурную раздевалку сообщить всем, что английский будет (кто-то распускал слух, что учительница заболела). Там мы заболтались с девочками, и незаметно прошёл один урок физкультуры. Я решила всё же не пропускать английский, остаться на него. К сожалению, большинство одноклассников с него сбежали, и учительница остатки класса отпустила домой. Когда я подошла к трамвайной остановке "Крытый рынок", где обычно садилась на трамвай до дома, если не шла пешком, там было всё оцеплено, на асфальте рассыпан песок, закрывающий что-то бурое. Оказалось, что совсем недавно второй вагон двойного трамвая сошёл с рельс и задавил девушку-студентку, которая стояла у фонарного столба рядом с остановкой, где вполне могла бы стоять и я, если бы не решила остаться на урок...

не спеши за ушедшим трамваем

***

Несмотря на то, что во время моего казуса с "козлом" смеялись все, никто не дразнил меня после этого. Я вообще не помню, чтобы меня дразнили или дёргали за косички - такая стандартная мальчишеская шалость. Меня это миновало. Те одноклассники, которые любили давать людям "имена", называли меня ласково "Виля", мальчишки в основном, но это прозвище не задержалось позже 5-го класса. Уже в вузе я, проверяя свой словарик английского языка, нашла там  запись "Виль-виль пенёк". И я думаю, что знаю кто её сделал. 

Я дружила с одноклассниками. Ходила на дни рождения. Как жаль, что на мой, летний, они все разъезжались кто куда, и ни разу мне не пришлось его отметить в кругу одноклассников, учась в школе. На дне рождения у Тани Фирсовой мы ставили сказку про короля, у которого на голове были рога, и цирюльника, который поведал об этом камышу. Королём была я, мне закрепили мои косички наверх и закрыли самодельной короной. Таня много чего интересного придумывала. Таня - высокая девочка с железным характером, мне она очень нравилась. Как-то её кто-то обозвал "Ферзя". Она красиво ответила: "Во-первых, не ферзя, а ферзь - главная фигура в шахматах! А ты передо мной - пешка!" Таня работает медицинской сестрой в реанимации, каждый день спасает людей! Я помню и другие имена. О некоторых знаю кое-что, другие исчезли из поля зрения, ведь я давно уже не живу в Саратове....

О существовании тринадцатой школы я узнала в 7-ом классе, по-моему ближе к лету. Мой папа работал с Эммой Владимировной. Её сын, Дима, учился вроде бы у Нины Саввичны, и Эвелина, дочка, собиралась поступать тоже. Поскольку математика у меня шла хорошо, решили, что я тоже буду пытаться. Решала какие-то задачки, возможно, была на собеседовании. И меня взяли. Мы оказались с Эвелиной в одном классе.  Я слышала, что этот класс готовили для классного руководства Филиновой Веры Петровны, но она не смогла взять нас по состоянию здоровья. Шёл 1984 год.

**********************************