Даже мужчины не заплывают далеко в океан, плещутся у берега, говорят о политике, но больше об акулах, которых не видно, но они здесь. Вдруг мелькнут в волнах хвосты, плавники и светлое пузо – всё настоящее, как на канале Дискавери, только темнее и больше. Люди выбегают из воды, родители успокаивают

детей:

– Это дельфины!

 

Может быть. Видела, как утром рыбаки поймали маленькую акулу, посмотрели, посчитали зубы и, следуя правилам, отпустили, перед этим порвав ей рот крючком. Думала, «Вот сейчас мать приплывет и отомстит за ребенка». Не приплыла. Оказывается, акулы совершенно не зациклены на детях, их напутствие отпрыскам можно перевести с животного языка на человеческий так: «Родился и плыви, на глаза и в рот не попадайся!». У акул процветают каннибализм, конкуренция, разрыв родственных связей...

Страшные они все-таки существа.По вечерам, когда у акул время ужина, люди в воду не заходят, кроме отчаянных фаталистов.

 

По вечерам в домах, выходящих на берег, окна не светятся: свет должен быть потушен, потому что морские черепахи по глупости идут на свет и умирают на суше. Животные доверчивы, даже самые страшные. В пруд соседнего отеля забрел крокодил. Постояльцы в него кидали камнями, просили уйти в свое болото.

Жизнь на побережье кажется нереальной, словно оказался вдруг в стихах Чуковского: крокодилы, фиги-финики, попугаи и знание, что акулу надо бить в нос, если что.

 

Когда-то давно приснился сон из тех, что помнятся: увидела себя живущей в доме, где много темных комодов, а на улице кукурузные поля и незнакомые люди. Эти люди торопили меня:«Давай одевайся в костюм и иди танцевать фермерские танцы!».

А я не знаю, как это делается, но не признаюсь, говорю: «Подождите, я сейчас...».

Этот сон лет тридцать назад приснился, когда никакие такие поля, комоды и танцы не светили. Но все исполнилось.

 

...На океан нас пригласила и привезла соседка-англичанка. Жили в ее большой квартире, было у нас отдельное крыло, но все-таки жили одним домом. Совместная трапеза, утренний кофе, вытряхивание песка сближают, но могут, конечно, и развести: у каждого же свой способ вытряхивания. К тому же англичанка читала запоем Нору Робертс «Голубая Лилия», а я «Смерть приходит в конце» Агаты Кристи, я защищала Романа

Полански, а она его хотела скорее посадить в тюрьму. И Майкла Джексона хотела посадить, даже мертвого. Но у нас было и много общего, из этого самым важными оказались один общий вечер и ночь.

 

Однажды днем океана нам мало показалось, и мы поехали в город Чарльстон. От нашего океана до Чарльстона недалеко: надо проехать одно гигантское кукурузное поле, растянувшееся миль на 80, и вы в городе – в старой жемчужине юга, где жара не жарит, а парит. В Чарльстоне очень хотелось лечь на первую попавшуюся лавочку, как на полок в бане, и полежать, а потом выйти в холодный предбанник. В качестве предбанников были

только кафе и магазины, мы там отдыхали, а потом опять выходили в туманный от жары старый город.

 

По улице шли лошади, везли повозки и кареты с туристами. К каждому конскому заду был привязан кожаный мешок, поэтому навоза на улицах не было, а только запах – приятный, земной, топленый.Чарльстон и сам земной, ленивый, никуда не спешит и тебе не советует. Мол, сядь в тени, утри пот, обмахивайся веером и не суетись. 

Но англичанка суетилась, бежала вперёд, искала свою церковь. В Чарльстон мы приехали, чтобы звонить в колокола, точнее соседка должна была звонить, а мы слушать. Соседка с 13 лет звонит – такое хобби и почти спорт, англичанка мастер спорта в этом деле.

 

Пришли в назначенный час в англиканскую церковь,очень англиканскую, и снаружи и внутри шпиль церкви, как вязальная спица, был устремлен четко в небо безо всякого намека на сантименты и обходные пути. В звоннице нас уже ждали: там собралась команда звонарей – мужчины и женщины, опытные и новички без музыкального слуха. Разные люди-колокола, даже непонятно было, что за общий звон они способны произвести.

 

Звонарь Маргарет, очень маленького роста, пришла не одна, а со скамейкой, иначе ей до каната колокольного не дотянуться. Серьезная, очки в пол-лица, как у сварщика, рубашка на все пуговицы застёгнута, вправлена в унылые шорты. Все не для красоты надето – просто тело прикрыть. Вообще все женщины-звонари оделись плохо – никак. Мужчины же, наоборот, нарядные. Один молодой звонарь в красной майке пришел, а ведь мог бы натянуть просто белую. Он и так был очень красивый, похож на главного героя из фильма «Аватар». Канат дергал с непроницаемым лицом, звонил ритмично, но совсем не музыкально, а на его бицепсе наколка двигалась, как живая. Даже удивительно, что женщины не захотели быть красивыми рядом с ним, даже не попробовали. И отставляли зады во время звона совершенно некокетливо… такое самоотречение.

 

Двеннадцать колоколов и двенадцать звонарей звонили два часа. В этом деле есть система, но, даже если без системы действовать, сбиваться, звон будет вполне колокольный и божественный. Поэтому мы два часа не скучали: слушали и изучалиурны с прахом – они в звоннице по всем стенам. Изучив цифры, оставшиеся от людей, нашли Памелу, которая прожила 99 лет. Родилась в июне 1910 и умерла в июне 2009, через неделю после дня рождения, все правильно сделала. Маленькая только помарка: все-таки до 100 лет не дожила. До 100 дожить – это высший класс.

 

Отзвонив, поздно вечером поехали обратно к своему океану.Небо темнело, ветер качал деревья, сначала несильно, только по листьям проходился, потом вдруг разозлился и сосны начали прогибаться, как трава, а ветки срываться и летать, как птицы. Одна ветка хлестнула машину по заду, несильно, но неприятно и неожиданно, вроде как постучался кто-то в дверь в полночь, не предвещая доброго. На небе сверкнула длинная молния, и небо со всеми запасами спрятанной воды открылось. Шторм начался, какого в жизни не видела: настоящий, атлантический и библейский – я так себе Вселенский потоп представляла, карающий и равнодушный. Очень хотелось, чтобы две маленькие девочки,сидевшие на заднем сиденье машины, взяли бы да и уснули. Они так и сделали или просто закрыли глаза умно, чтобы не видеть, как океан воды проливается сверху и светло стало, как днем, от непрерывно сверкающих молний.

 

Машина тихо гребла куда-то вперед, будто лодка без паруса. Радио включенное говорило и пело глупости, а потом захрипело невнятное и замолкло. С англичанкой переглядывались, смотрели друг на друга ободряюще.

Я думала: «Вот она два часа сегодня в колокол звонила, разве ж это ничего не значит!? Неужели это не поможет нам?». И сама уговаривала кого-то: «Нет, пожалуйста, не сейчас. Девочки маленькие, и что это за компания для такого дела, как конец света,– соседка. Не чужой человек, конечно, но ведь только соседка и дочь Альбиона к тому же». Но через два часа ужаса показалось, что роднее человека и нет. И в этот момент все стало лучше: не-

бесам надоело нас пугать, и кто-то незримый помог нам выбраться из воды на большую дорогу и подвел буквально за руку к укрытию – к ночному ресторану.

 

В ресторане, как в ковчеге, много людей сидело – все умытые, спасенные, божьи коровки друг другу. Но быстро это прошло, за едой к большинству вернулись обычные человеческие лица, к нам – тоже. Девушка-официантка не поняла с полуслова пожелание англичанки иметь сразу все: и джем, и масло для тоста, и чай жасминовый - никакой другой – и начала переспрашивать,уточнять.

Англичанка нахмурилась и задала жесткий риторический вопрос в воздух, но чтоб услышали:

– У девушки что, проблемы с английским?

Расстроенная девушка взяла с нас за ужин всего три цента, так ошиблась. Англичанка изучила чек, обнаружила ошибку, рассчиталась полностью, но со всей английской строгостью сказала опять же в сторону, но чтобы опять все слышали: «Эта девушка работать не умеет, увольнять таких надо».

Юная официантка благодарила и не защищалась и думала, может быть, глядядя на нас: «Ничего-ничего. У меня еще все впереди - целый океан времени,а у вас, женщины, уже только речка.

тексту ДА 359    Набравшие больше всего ДА заметки